Открытая дверь - Страница 2

Искусство, как говорил Майку один из его финансовых советников, является одним из самых надежных и выгодных способов помещения капитала. Он же порекомендовал надежного маклера-консультанта, который должен был позаботиться о том, чтобы Майк покупал правильные картины. «Приобретать мудро и с выгодой» — так он выразился. Майк, однако, довольно скоро понял, что купленные «мудро и с выгодой» картины вовсе не обязательно придутся ему не по душе, да и набивать своими деньгами карманы модных художников он не хотел. Кроме того, колебания рыночной конъюнктуры могли вынудить его расстаться с картинами, которые Майку нравились, поэтому в конце концов он предпочел идти собственным путем — и отправился на свой первый аукцион. Там Майк занял место в переднем ряду, мимоходом удивившись тому, что остальная публика отчего-то собралась в глубине зала, хотя свободных кресел впереди было больше чем достаточно. Довольно скоро он, впрочем, узнал причину: те, кто стоял сзади, прекрасно видели, как ведут себя прочие участники торгов, и могли корректировать свои ставки. Как впоследствии признался его близкий друг Аллан, за свою первую картину — натюрморт кисти Боссуна — Майк заплатил тысячи на три больше только потому, что аукционист угадал в нем зеленого новичка и начал повышать цену, зная, что покупатель никуда не денется.

— Но зачем ему это было нужно? — удивился Майк.

— По всей вероятности, у аукциониста в загашнике было еще несколько Боссунов, — пояснил Аллан. — А когда цены на произведения того или иного художника идут вверх, аукционист может распродать свои запасы с куда большей выгодой.

— Но если бы я отказался повышать, он мог не продать и этот натюрморт, — возразил Майк, но Аллан только улыбнулся и пожал плечами.

Сейчас Аллан был где-то в зале — листал каталог и отмечал возможные приобретения. Вряд ли он мог позволить себе что-то серьезное — на зарплату банковского служащего особо не разбежишься. Тем не менее глаз у него был наметанным, да и живопись он любил по-настоящему. Именно поэтому в дни аукционов Аллан заметно грустнел — ему было больно смотреть, как полотна, которыми он сам жаждал обладать, покупают посторонние люди. Не раз и не два Аллан жаловался Майку, что купленные на аукционах шедевры во многих случаях исчезают из общественного доступа на целое поколение или даже больше.

— В худшем случае их приобретают в качестве вложения свободных средств и хранят даже не дома, а в банковской ячейке, — сетовал Аллан. — Для таких владельцев картины — просто капитал, который со временем принесет изрядные дивиденды.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что я ничего не должен покупать? — спросил как-то Майк.

— Ты же делаешь это не для того, чтобы вложить деньги, правда? Покупать нужно то, что тебе действительно нравится.

И вот теперь стены в квартире Майка были сплошь увешаны картинами XIX и XX столетий, написанных в основном шотландскими художниками. У него были довольно эклектичные вкусы, поэтому кубистские полотна соседствовали в его пентхаусе с пасторальными пейзажами, а рядом с классическим портретом мог висеть модерновый коллаж. И в большинстве случаев Аллан одобрял его выбор.

С Алланом Майк познакомился примерно год назад на приеме в штаб-квартире инвестиционного отделения Первого Каледонского банка — или «Первого К», как его еще называли. Помимо всего прочего банк владел довольно внушительной коллекцией произведений искусства. Стены вестибюля в главном здании на Джордж-стрит были украшены большими абстрактными полотнами работы Фейрберна, а над стойкой дежурного висел триптих Култона. В «Первом К» имелся даже свой собственный искусствовед-консультант, в обязанности которого входило открывать новых перспективных художников (главным образом — на дипломных выставках в колледжах живописи и искусств), скупать их работы по дешевке и продавать, когда цена на того или иного мастера достаточно вырастет. В тот первый вечер Майк по ошибке принял Аллана именно за такого консультанта, и двое мужчин разговорились.

— Аллан Крукшенк, — представился Аллан, пожимая протянутую руку. — Ну а кто вы такой, я конечно же знаю.

— Еще раз прошу прощения за ошибку, — извинился Майк со смущенной улыбкой. — Просто здесь мы с вами — единственные, кому, кажется, не все равно, что висит на стенах.

Аллану было под пятьдесят, и он жил один — развод, как он заявил в минуту откровенности, обошелся ему «чертовски дорого». Два его сына-подростка учились в закрытой частной школе; что касалось дочери, то ей было за двадцать, и она могла считаться самостоятельной. В банке Аллан работал с КЧК — клиентами с крупным личным чистым капиталом, однако, как он уверил Майка, навязывать ему свои услуги у него и в мыслях не было. Вместо этого Аллан предложил познакомить нового знакомого с той частью банковской коллекции, которая была открыта для публики.

— Кабинет управляющего, к сожалению, закрыт, а жаль. Там у него висит Уилки и пара отличных Ребернов.

После приема они в течение нескольких недель обменивались мейлами, пару раз выбрались в паб — и незаметно подружились. Сегодня Майк пришел на предварительный просмотр будущих лотов только потому, что Аллан сказал — это может оказаться интересно. До сих пор, однако, он не видел ничего такого, что могло бы разжечь его алчность коллекционера, если не считать наброска углем, принадлежавшего одному из известных шотландских колористов. Впрочем, таких — или весьма похожих — набросков у Майка было уже три. Не исключено, что все они когда-то были вырваны из одного альбома.