Открытая дверь - Страница 96

Но ничего не происходило, и полицейский участок выглядел как обычно — подъезжали и отъезжали патрульные машины, детективы в штатском выходили на крыльцо покурить и почесать языки. Журналистов нигде не было видно, зато из парка доносился беззаботный щебет птиц; Аллану даже казалось, что его напряженный слух улавливает шум автобусов на Лит-уок.

Почему бы ему не сесть в один из этих автобусов и не уехать куда-нибудь подальше — исчезнуть, затеряться в глуши. Автобус, поезд на юг, даже самолет, направляющийся на континент, — все годилось. Паспорт у Аллана был в порядке, а из двух его кредитных карточек только на одной был почти исчерпан лимит. Что же ему мешает? Неужели он хочет, чтобы его схватили?.. Визитка Рэнсома все еще лежала у него в бумажнике, и Аллану казалось, что от нее исходит едва ощутимое тепло, благодаря которому он не забывает о ней ни на секунду. Номер из одиннадцати цифр — это был единственный мостик, который вел к искуплению. К спокойствию. К прежней размеренной, бестревожной жизни. Так чего же он медлит? Не хочет подвести Майка и Гиссинга или боится мести Кэллоуэя? Увидеть свой портрет в газетах, оказаться на скамье подсудимых, попасть в тюрьму, в общую камеру вместе с настоящими бандитами и ворами — готов ли он к чему-то подобному? Сидя на полу собственной гостиной, Аллан прижался спиной к стене и обхватил руками колени. Его секретарша, наверное, давно ушла домой, и звонков с работы можно не опасаться. Ах, если бы только ему удалось каким-то образом прожить остаток вечера! Завтра будет легче. Почему — этого Аллан не знал, просто ни на что другое ему надеяться не оставалось.

Да, завтра точно будет легче!

30

Было почти одиннадцать вечера, когда Чиб Кэллоуэй наконец вернулся домой. По зрелому размышлению он решил все-таки побеседовать со своими молодыми сорвиголовами. Телефон для этого не годился — разговор должен был быть непременно лицом к лицу, глаза в глаза. Только так можно понять, лжет твой собеседник или говорит правду.

Почему он передумал? Наверное, потому, что инстинкт подсказывал гангстеру: Майк Маккензи не лгал. Кто бы ни украл картинки, это определенно был не он. Впрочем, круг подозреваемых оставался довольно широким, хотя Чиб и сомневался, что его ребята могли заняться самодеятельностью.

«Мы делали только то, что нам говорили, не больше и не меньше», — сказал ему Звонарь, говорившей от имени всех четверых. Половины зубов у него не хватало, но язык был подвешен довольно неплохо — по крайней мере, по сравнению с остальными членами группы.

Остаток дня Чиб посвятил деловым переговорам. На Лотиан-роуд закрывался стриптиз-клуб — срок действия лицензии заканчивался, и владельцы планировали открыть новое заведение в другом месте. Чибу предложили вступить во владение клубом, пока он еще функционирует.

В принципе Чиб не имел ничего против, однако у него было серьезное подозрение, что лучшие танцовщицы переберутся на новое место вместе со своими работодателями, а набирать новых девочек, способных достойно заменить прежний персонал, было долго и хлопотно. Кроме того, клубу требовался ремонт — Чибу уже назвали примерную стоимость: от семидесяти пяти до ста тысяч за «действительно классную работу, которая привлечет в клуб всех шишек». Чиб в ответ только хмыкнул: одурачить его было трудно. Можно сколько угодно писать на входных дверях «ВИП-клуб», но твоими клиентами все равно будут разного рода подонки, мелкая шпана и участники холостяцких вечеринок.

Отказываться он, впрочем, тоже не спешил. Вместо этого он велел Джонно выяснить, кто стоял в клубе на входе, а потом лично позвонил одному из привратников. Благодаря этому маневру он уже очень скоро узнал, что в последние три-четыре месяца клуб не только не процветал, но работал исключительно в убыток.

— Я бы на вашем месте в это дерьмо не лез, мистер Кэллоуэй, — откровенно сказал ему бывший вышибала.

Подобной «рекомендации» у Чиба не было оснований не доверять, поэтому решение он принял мгновенно.

Ждал Чиб и других важных звонков — от Страха и от Эдварда. Время от времени он проверял телефон, но норвежцы не звонили.

Уже вечером Чиб отпустил Гленна и Джонно, высадив обоих возле одного из принадлежавших ему пабов, и, отклонив предложение «пропустить по одной», поехал домой. По пути он слушал «Дайр стрейтс» — ему всегда казалось, что с их песнями мир становится чуточку лучше. Припарковав БМВ на подъездной дорожке (гараж предназначался исключительно для «бентли»), Чиб некоторое время стоял в саду, глядя в ночное небо, в котором горело грязновато-оранжевое зарево большого города. Однажды на Королевской миле он купил телескоп, но результат его разочаровал. Загрязнение воздуха и отсветы городских огней мешают наблюдениям за звездным небом, объяснили ему, поэтому Чиб заставил магазин забрать дорогую игрушку обратно и вернуть деньги. Как выяснилось позже, ему вернули на двадцать фунтов больше, чем нужно, но его это нисколько не обеспокоило. Моральный ущерб, рассудил Чиб и усмехнулся.

Изредка кто-то из его помощников или деловых партнеров интересовался, почему он поселился в перестроенном поместье, хотя мог бы позволить себе жить практически в любом доме в Эдинбурге. Но четырех-пятиэтажные особняки Нью-Тауна Чибу не нравились — слишком много в них было вычурного георгианского пафоса и громоздкого официоза. Не хотел он жить и в загородном имении с конюшнями, псарнями, акрами зеленых лугов и трогательными древесными рощицами. Чиб родился и рос в Эдинбурге и до сих пор оставался городским парнем — коренным эдинбуржцем. Последнее казалось ему особенно ценным, поскольку в последние годы на улицах все чаще звучал южный выговор. Приезжие, туристы, студенты, которых в Эдинбурге было уже несколько десятков тысяч, заполонили бульвары и парки, и каждый лопотал по-английски на свой собственный манер, и все же Чиб по-прежнему считал город своим.